На этой страничке Вы можете предварительно ознакомить с книгой "Рыцарь страха и упрека, или Принц на свинцовой горошине", автором которой является Дидуров Алексей. Скачать книгу "Рыцарь страха и упрека, или Принц на свинцовой горошине" полностью в архиве можно перейдя по соответствующей ссылке. Другие книги Дидуров Алексей Вы найдёте воспользовавшись поиском книг по автору или по названию произведения. Книгу "Рыцарь страха и упрека, или Принц на свинцовой горошине" скачали в нашем Клубе Аудиокниг уже 103 раз. База произведений постоянно растет, данная книга была добавлена "Рыцарь страха и упрека, или Принц на свинцовой горошине". Надеемся это именно то, что Вы искали.

ал? Вода..." - это же просто открытка
другу,  брошенная в прорезь post'а в очередном порту: "Вот и жизнь прошла,
как прошли Азорские Острова".  У лучших  из  лучших  -  полное  отсутствие
котурн,  апломба,  ажитации,  рисовки,  кокетства,  кривляния.  Абсолютная
естественность словаря  и  фразеологии.  Пастернак:  "Никого  не  будет  в
доме..."  Есенин:  "Снимет  шубу и шали развяжет,  / Примостится со мной у
огня, / И спокойно и ласково скажет, / Что ребенок похож на меня".

     Таковой экскурс в  давний  черновик  своей  несостоявшейся  статьи  о
развитии  русской  поэзии понадобился мне и потому,  что заканчивалась она
пассажем о стихах Дмитрия Быкова,  венчавшего - чисто композиционно -  ряд
блестящих   имен,  начинавшийся  с  Пушкина,  и  потому  еще,  что  первая
услышанная мной претензия  к  Быкову,  первый  встреченный  пассаж  о  его
несостоятельности поэтической и были как раз на данную тему:  "Быков - это
зарифмованная проза".

     Продолжу тему "зарифмованной прозы  Быкова"  так:  Дмитрий  Быков  не
гений  потому,  что  не  произвел  пока  одной из двух революций в поэзии,
необходимых  для  признания  поэтической  гениальности.  Он  не   произвел
революции  формы.  Пушкин  сделал  русскую  поэзию  на  сотню с лишним лет
строфичной,  превратив строфу из элемента механического подражания  Европе
(русская народная поэзия,  даже песенная, не говоря уж о былинно-сказовой,
не   строфична)   в   полновесную   копию    нового    способа    русского
интеллектуального мышления.  Мышления не лапидарного уже к тому времени, а
диалогичного,  диалектичного,  способного  не  потерять  своего  удельного
смыслового  веса  даже  на  пространстве четырнадцатистрочной "онегинской"
строфы,  по причине своей содержательной плотности  уже  выполняющей  роль
целой  самостоятельной  главы.  А  Бродский,  отразив  эпоху  еще большего
усложнения того самого мышления (не по причине ли роста  во  все  концы  и
утяжеления  российской имперскости в его в